Андрей Воробьев: Только дикари не разговаривают, а сразу бьют камнем по голове

— После выборов 4 декабря у «Единой России» нет конституционного большинства в Думе. Готова ли фракция к коалициям?

— Новая Дума — новая ситуация. Парламент уже стал центром бурных и содержательных дискуссий различных политических сил. А культура коалиций, блокирования, ведения совместных законопроектов в ближайшее время станет просто нормой. Мы исходим из того, что все, кто представлен в Думе, руководствуются одной глобальной идеей — изменить жизнь к лучшему. Оппозиция для нас — это не скопище врагов, а авторы (и порой соавторы) новых подходов к достижению этой главной цели. По крайней мере никто нам не запрещает надеяться на такой подход наших оппонентов.

 — Не собирается ли партия менять программу в новой политической реальности?

— Программа — это комплекс стратегических установок. Мы открыто заявили о них на декабрьских выборах, и сейчас наш лидер Владимир Путин также отстаивает их в борьбе за пост президента. Мы это видим по развернутым статьям, в которых затрагивается и качественное развитие экономики, и улучшение инвестклимата, и совершенствование политических институтов. Но при этом никто не мешает нам корректировать, уточнять тактику достижения этих целей. Гибкость — одно из главных свойств и преимуществ демократии.

— В начале года появились слухи, что «Единая Россия» может распасться на несколько партий.

-  Зачем вы верите слухам? Объясню на примере фракции. У нас 238 человек, из которых многие даже не члены партии, пришли из «Народного фронта». Это значит, что есть разница во мнениях, разный жизненный опыт. Даже когда нас 315 было, никто шаблонами не мыслил. Кто-то себя позиционировал правым, кто-то левым, кто-то оставался в центре. Но мы всегда работали одной командой. И в новой Думе ничего не изменилось. У нас есть хорошая площадка для жарких дискуссий — клубы. Там можно бить кулаком по столу, формулировать самые смелые идеи — это нормальный формат для мозговых штурмов. Но все-таки фракция и партия в целом несут ответственность за то доверие, которое нам оказали избиратели. На предварительной стадии споры только приветствуются, но когда решение принято, мы рассчитываем на консолидированное голосование.

— То есть никакой внутрипартийной модернизации не будет?

— Если вы под этим понимаете распад «Единой России», то это в наши планы не входит. Для нас модернизация — это большая открытость, новые инструменты общественного диалога. Недавно запустили проект «Открытая трибуна» — место, где и единороссы, и оппозиция, и неполитизированное гражданское общество могут высказываться, предлагать, соревноваться в интеллекте. Из этих дебатов будут рождаться конкретные законодательные решения.

— Но на первые дебаты пришли только представители системной оппозиции

— Людям нужно время, чтобы разобраться. Я думаю, что тот формат, который мы предлагаем — честный разговор, без камня за пазухой, — все-таки заинтересует очень многих. Тех, кто хочет конструктивных решений. Тех, кому важно не только высказаться, но и увидеть реализацию своей инициативы и услышать другое мнение.

— После возврата выборности губернаторов может возникнуть ситуация, когда часть новых глав регионов не обязательно будет лояльна партии власти. Есть ли в связи с этим задача оставить контроль «Единой России» над всеми местными законодательными собраниями?

— На выборах губернаторов будет конкуренция, жесткая и принципиальная. Но только дикари не разговаривают, а сразу бьют камнем по голове. Этот способ, конечно, экономит огромное количество времени. Но мы исходим из того, что люди способны договариваться. И думают не только о личных интересах и личной лояльности, а об интересах региона и страны в целом. Да, мы хотели бы сохранить большинство в заксобраниях. Но мы понимаем, что это очень сложная задача. Надо быть реалистом — будет борьба, будут коалиции. Нас спрашивают: почему вы потеряли 15% по сравнению с прошлыми федеральными выборами? Да потому что мы все эти годы развивали политическую конкуренцию — вот и получили результат. Политическая система России четыре года назад и сейчас — это разные вещи.

— Как строятся отношения «Единой России» и «Общероссийского народного фронта»?

— Отношения у нас партнерские, дружеские. Партия — это большая часть ОНФ. Что будет дальше — покажет время. Там есть интересные люди, интересные форматы.

— Какие политические задачи после президентских выборов будет, на ваш взгляд, решать ОНФ?

— Входящими в ОНФ организациями во время избирательных кампаний было дано много обязательств. И логично было бы не раствориться в воздухе после 4 марта. Там много заметных, ярких лидеров общественного мнения, их голос весом, они могут и будут добиваться заявленных целей.

— Будет ли партия использовать возможности ОНФ для «вброса» новых идей и тестирования общественного мнения?

— Мы так прошлым летом и делали. И во время проведения праймериз, и когда всей страной готовили предложения в Народную программу.

— Многие отмечают, что Путин во время своей кампании дистанцировался от «Единой России». Не опасаетесь, что после выборов он может к вам не вернуться?

— Да нет никакой дистанции. Просто есть различие между парламентской кампанией и президентской. Большое заблуждение и, прямо говоря, глупость навязчиво и без разбора вставлять во все мероприятия «Единую Россию». Это пользы не приносит. Люди хотят четко знать, что собирается сделать конкретный человек — Путин, Прохоров, Зюганов. Это состязание личностей. А наша задача — оказать поддержку в этом соревновании. Использовать нашу сетевую структуру для диалога с людьми, для разъяснений.

— Вы видите какие-то совпадения в программе Путина и его конкурентов?

— У всех одна цель — изменить жизнь в стране. И все хотят, чтобы это был прогресс, а не регресс. Но есть разные способы — реальные и малореализуемые. То, что предлагает наш кандидат, — это комплекс практических действий, набор решений и инструментов, которые точно позволят достичь того, что декларируется.

— Путин сказал, что готов видеть в своем правительстве даже политических оппонентов. Вы будете голосовать за такое правительство?

— Ну он не так сказал. Он отметил, что главный упор будет на профессионализм. И мы такой подход всегда разделяли.

— Что, по-вашему, объединяет людей, которые выходят на митинги?

— Приятен сам факт, что гражданская активность присутствует. Это ценно для любого государства. До определенного уровня от такой активности есть безусловная польза — власти говорят о недостатках, власть направляют. Есть одно «но», которое может обернуться бедой. Всегда в толпе появляются люди с радикальными настроениями. А насилие, революция, дестабилизация недопустимы. На митинги ходят совершенно разные люди, это наши знакомые, друзья друзей, это мы с вами. Те, кто пришел на Поклонную, знают цену потрясениям и насилию, симпатизируют Путину и его команде, их очевидному успеху за десять лет. Те, кто выходит на Болотную, имеют свои взгляды на ситуацию, свои счеты с властью. У них есть претензии — у кого-то по выборам, у кого-то по административному гнету. Но и те и другие живут в нашей стране и разговаривают друг с другом. Сегодня очевидно, что власть слышит гражданское общество. Только так можно развиваться дальше. Страшно, если тебя не услышат, вот тогда может произойти отчуждение народа и власти. Слава богу, нам это не грозит.